Чудная погода стояла в городе Пльзень утром 29 февраля 1920 года. Донниковые[1] лучи света просачивались сквозь перламутровые шторы в вытянутую, прямоугольную гостиную, оканчивая свой путь на изящной голени Люции Красна, спущенной с бордовой кушетки в стиле ар-деко. Дама с благородными чертами Марии-Жозефины[2], облачённая в тонкий, полупрозрачный пеньюар, напоминающий своим фасоном строгий ханьфу, читала крупный томик зарубежного классика. Остановившись на середине страницы, она встала и направилась на работу.

В соседней комнате только проснулся её восемнадцатилетний сын – Франц. Парень сонно вышел в длинный коридор и, прислонившись к старой деревянной двери в аппендиксе, увлечённо наблюдал за сборами Люции.

Спустя секунды, боясь разоблачения, Франц удалился, скрывшись за входом в свою маленькую скромную комнату. Его мысли парили в небытие, где-то далеко от реальности. Парень, плюхнувшись и утонув в кресле с широким мягким сиденьем, обитом изумрудной жаккардовой тканью, лениво взял в нежные, юношеские руки современную книгу по психоанализу, завёрнутую в блёклую обложку с растительными, модерновыми рисунками. Обдав источник знаний любопытным взглядом карих сияющих глаз, блещущих молодостью и здоровьем, Франц раскрыл книгу и, опустив в искусные уста шоколадный шарик сладкой детской конфеты, принялся за чтение.

***

Тридцатисемилетняя Люция была учительницей литературы в средней школе для девочек. Большинство учениц любило симпатичную женщину, интересно преподающую свой предмет. Однако находились и недовольные девочки: в основном, воспитанницы ортодоксальных родителей, являющиеся отличной заменой предыдущего поколения. Таких девушек не привлекали модные, возникшие под влиянием развития кинематографа тенденции в виде яркого вызывающего макияжа, мальчишеских стрижек и укороченных прямых платьев. Более того, благовоспитанные ученицы своевременно сообщали о нарушении чёрствого стиля школьной формы остальными девушками и прелестной учительницы литературы.

- Рекомендую вам, барышни, почитать Карела Чапека на досуге, раз Викторин из Вшегрд для вас слишком сложен, - продекларировала в конце урока Люция, сотрясая тишину кабинета.

Несколько школьниц недовольно вздохнуло, другие – самые лояльные – мило улыбнулись. Лишь Михаела – полная дочь священника – ровно держа массивную спину, по обыкновению, молчала и холодно глядела сквозь обаятельную русоволосую леди в непозволительно обтягивающей юбке.

***

Ничем не примечательный школьный день закончился, и учительница устремилась к милому, будто кукольному, дому с красной черепичной крышей, обращённый фронтоном на обширные красоты Borský park. Люция неторопливо гуляла по мощёным улочкам, любуясь окружающим её видом и возносясь в размышлениях к небесному куполу пышных кучевых облаков, так похожих на свободно щиплющих травку, неостриженных овец.

Смеркалось. Из окон пряничных домиков доносилось то ласковый женский голос, поющий о неразделённой любви, то весёлые и резвые английские восклицания мужчины о лёгкости и великолепии жизни, то замысловатые мелодии джаза, то скрипки и виолончели нестареющей классики.

***

Поздним вечером рассеянный свет торшера проникал через ниточки шапочки-абажура с изображением насыщенных средневековых витражей. Люция, окружённая мягкими подушками, словно безвестная наложница в гареме турецкого султана, лежала на той же просторной, изогнутой кушетке, засыпая и погружаясь в океан аромата туманных, романтичных снов.

Женщине мерещились времена её первой влюблённости, студенческие годы, замужество и рождение любимого сына. Даже в полусне Люция осознавала, что всё это в прошлом.

За порогом сияли недостижимые звёзды, кажущиеся с Земли мотыльковыми блестящими точками, когда Франц, проведший весь день в постели, ворвался в скромно обставленную залу, потревожив, тем самым, покой пребывающей до того в грёзах чешской гетеры. Дама приоткрыла створки белоснежных век, махнув пушистыми щетинками ресниц. Её спутанный взор полностью соответствовал состоянию женщины. В ответ Франц лишь улыбнулся розовыми нежными губами и приблизился к очаровательной Лукреции[3], облачённой в шёлковую сорочку, желая подарить ей всю свою любовь.

Люция не сопротивлялась. Её густые волнистые волосы, скованные в популярной причёске, обрамляли сладострастное лицо богини. Прелести, видневшиеся из-под ночной рубашки, наливались и готовились к предстоящему действу. Погружённое в полумрак тело извивалось, соблазнительной белизной маня и взывая к объятиям. Франц, вопреки всему, не смог удовлетвориться ласканием одним только взглядом.

26.11.19